Первое, что приходит в голову, когда слышишь его имя – Периодический закон и Периодическая таблица элементов. Поскольку эта самая таблица, а заодно и портрет самого Менделеева являются неотъемлемыми атрибутами каждого школьного кабинета химии, то с определением «главного дела жизни» Дмитрия Ивановича проблем ни у кого не возникает. Конечно, химик, тут и к гадалке не ходи.
На поверку же получается, что визит к гадалке был бы не лишним. Собрание сочинений Менделеева насчитывает 25 увесистых томов. Но в том-то и фокус, что труды по «чистой» химии, по химии как таковой, составляют где-то около 10% этого внушительного наследия. Все остальное – физика, технология, статистика, метеорология, геология, экономика и экономическая география, педагогика, социология, демография… Даже геополитика, хотя сам этот термин получил распространение лишь в 1916 году, то есть через 9 лет после смерти Менделеева.
Сам Дмитрий Иванович подводил итог своей жизни, рассматривая ее как «три службы Родине»: «Плоды моих трудов – прежде всего в научной известности, составляющей гордость – не одну мою личную, но и общую русскую. Лучшее время жизни и её главную силу взяло преподавательство. Третья служба моя Родине наименее видна, хотя заботила меня с юных лет по сих пор. Это служба по мере сил и возможности на пользу роста русской промышленности». Приоритеты расставлены логично – фундаментальная наука, педагогика, экономика. Формальная логика подсказывает, что и творческое наследие Менделеева должно распределяться более-менее равномерно – на три части, по одной для каждой «службы».
И вот тут возникает неувязка. По идее, химия, то есть фундаментальная наука, должна занимать как минимум 33% наследия Менделеева. Но мы же помним, что ее доля гораздо меньше. В чем же дело?
А дело в том, что Менделеев не химик. Вернее, не совсем химик. Звучит парадоксально, и даже почти кощунственно, особенно если вспомнить некрасивую историю о том, как Дмитрия Ивановича избирали в Императорскую Санкт-Петербургскую Академию наук. Членом-корреспондентом он стал в 1877 году, но и тогда формулировка звучала так: «По разряду физическому». А в 1880 году, когда встал вопрос о его избрании уже полноправным академиком, выяснилось, что работ по химии у него совсем немного. И это стало формальным поводом к тому, что кандидатуру Менделеева попросту забаллотировали. Скандал разразился невероятный – некоторые публицисты даже видели в этом банальное кумовство и происки «немецкой партии»: «Он был бы давно академиком, если б родился немцем и притом племянником какого-нибудь из академических «дядюшек», а еще лучше – всех их, порознь и вкупе».
Да, история некрасивая. Но она не отменяет того, что отношения между химией и Менделеевым складывались странно. Нет, начиналось все, как и полагается – его первые работы, увенчавшиеся диссертацией и присвоением в 1856 году степени магистра химии, были посвящены кристаллическим соединениям. В 1861 году Менделеев создает учебник «Органическая химия», который удостоился не только Демидовской премии, но и отзыва крупнейшего теоретика Александра Бутлерова, создателя теории химического строения органических веществ: «Это единственный и превосходный оригинальный русский труд по органической химии, лишь потому неизвестный в западной Европе, что ему еще не нашелся переводчик».
Однако вот как сам Дмитрий Иванович отозвался об этом лет восемь спустя, когда его стали упрекать в том, что он попросту бросил такое перспективное направление: «Разработку фактов органической химии считаю в наше время не ведущей к цели, а потому мелочными фактами этой веточки химии заниматься не стану…»
Правда, в 1865 году имел место эпизод, который вроде бы касался органической химии, коль скоро уж спирты относятся к органическим веществам. Да-да, речь идет о той самой докторской диссертации «О соединении спирта с водой», которая в силу своего названия стала поводом для многочисленных баек на тему «Менделеев изобрел русскую водку». Всем ведь известно, что водка состоит из спирта и воды…
На самом деле Менделеев пил редко, и только вино, а водкой как раз брезговал. Единственный случай, когда его имя и название «русского национального напитка» употребили в едином контексте, произошел в 1862 году, когда Дмитрий Иванович вошел в комиссию по расследованию массовых пожаров в Петербурге. Он должен был ответить на вопрос: «Может ли человек, неумеренно пьющий водку и спирт, самовозгореться?» Менделеев ответил отрицательно – и как ученый, и как наблюдатель. У него перед глазами был конкретный пример, о котором поведал его ассистент Гавриил Густавсон: «Газа не было, вместо него жгли спирт, да и того не хватало, потому что его исподтишка пил старый единственный сторож при лаборатории».
Собственно же диссертация «О соединении спирта с водой» не имела никакого отношения к водке. Это было начало учения Менделеева о растворах, которое в 1887 году увенчалось итоговым трудом «Исследование водных растворов по удельному весу». Самое интересное, что и к «чистой» химии оно тоже имеет отношение опосредованное. Скорее, это ближе к физике, что отмечал и сам ученый: «Растворы не выделяются в область, чуждую атомистическим представлениям, они входят вместе с обычными определенными соединениями в круг тех понятий, которые господствуют в учении о влиянии масс…»
То же самое можно сказать и о его работах в области изучения газов – подсчитано, что в 1870 – 1880-е годы Менделеевым опубликовано около двухсот работ. И по крайне мере две трети из них посвящены чисто физической проблеме упругости газов и динамике температуры верхних слоев атмосферы, то есть опять-таки физическим свойствам газов.
А теперь вспомним, как Менделеев подводил итог своей научной деятельности: «Всего более четыре предмета составили мое имя: Периодический закон, исследование упругости газов, понимание растворов и «Основы химии». Тут мое богатство. Оно не отнято у кого-нибудь, а произведено мною…»
Итак, газы – это, в основном, физика. Растворы – физическая химия. Остаются два предмета, которые вроде как точно относятся к химии, потому что как же иначе?
На самом деле Периодический закон и учебник «Основы химии» это не два отдельных предмета, а один. Во всяком случае, работа над ними шла параллельно. Первое издание «Основ химии» готовилось в 1868-1871 годах, и вот что было написано в предисловии: «Вся сущность теоретического учения в химии лежит в отвлеченном понятии об элементах. Найти их коренные свойства, определить причину их различия и сходства, потом, на основании этого, предугадать свойства образуемых ими тел – вот путь…»
Первое известие о периодической таблице появилось 18 марта 1869 года. А в 1870 году появилась статья Менделеева «Естественная система элементов и применение ее к указанию свойств неоткрытых элементов». По сути, речь здесь идет о том же самом, что и в предисловии к «Основам» – предугадать свойства…
На это не обращали внимания несколько лет. Вообще – как будто и нет никакого русского ученого с его Периодическим законом. И немудрено – создать нечто подобное пытались и в Европе. Но все попытки были бесплодными – системы европейских ученых не складывались в закон и не имели предсказательной силы. Однако появлялись регулярно, что и дало эффект отторжения. На выявление общего закона просто махнули рукой – надоело…
В 1875 году Поль Эмиль Лекок де Буабодран открыл новый элемент, который был назван в честь древнего названия Франции – галлием. Француз был уверен, что его плотность больше плотности воды в 4,7 раза. Об открытии было объявлено. Спустя некоторое время де Буабодран получил письмо из России, где утверждалось, что этот новый элемент должен быть плотнее воды не в 4,7, а в 5,9 раз. Француз перепроверил, понял, что действительно ошибся с плотностью и всполошился – неужели какой-то русский его опередил и первым выделил галлий? Оказалось, что нет. Менделеев – а это именно он прислал письмо – просто предсказал еще неоткрытый элемент, который в его системе назывался экаалюминием. Спустя четыре года та же история произошла и с Ларсом Нильсоном, который открыл элемент скандий. Это был «экабор», предсказанный Менделеевым. А немец Клеменс Александр Винклер уже сам указал на то, что открытый им элемент германий полностью соответствует предсказанному Менделеевым «экасилицию»: «Едва ли можно найти иное более поразительное доказательство справедливости учения о периодичности, как во вновь открытом элементе. Это не просто подтверждение смелой теории, здесь мы видим очевидное расширение химического кругозора, мощный шаг в области познания».
После такого поворота сомневаться в справедливости Периодического закона, сформулированного Менделеевым, стало даже как-то неприлично. Приоритет русского ученого в открытии уже никем не оспаривался. Другой вопрос, что к «чистой» химии Периодический закон тоже имеет отношение опосредованное.
Это – фундаментальный закон мироздания. И одновременно – могучий инструмент познания физического мира. При жизни Менделеев сокрушался: «Не зная ничего ни о причинах тяготения и масс, ни о природе элементов, мы не понимаем причины периодического закона». Но одновременно был уверен: «По видимости, периодическому закону будущее не грозит разрушением, а только надстройки и развитие обещает». Он оказался прав – с развитием атомной физики в XX столетии его закон получил полное обоснование и стал базой современного представления о том, как устроен мир.
Названия пр едсказанных Менделеевым элементов звучат странно – «экабор», «экасилиций»… Все просто – русский ученый недолюбливал латынь и пользовался санскритом. «Эка» на санскрите значит «один», а «экабор» – «бор плюс один».
Для словаря Брокгауза и Евфрона Менделеев написал 3 статьи, посвященных кулинарии – варенью, вареникам и компоту, который он очень любил: «Ягодки в компот не варят, а бланшируют, чтобы те сохраняли свой природный вкус»
События Русско-японской войны 1904-1905 гг. Менделеев комментировал так: «Нам необходимо быть начеку, не расплываться в миролюбии, быть готовыми встретить внешний напор».